О чем неволей вспоминаешь, когда думаешь об удивительной Девочке, Которую в возрасте трех лет привели в Иерусалимский Храм Ее праведные родители?
О разном, наверное… О дивной Ее судьбе. О том, как приготовлялась Она там, в Храме, к Своему великому служению. Ну, и о том, наверное, как переступал впервые церковный порог сам. А еще — о тех детях, которых так же, как когда-то Иоаким и Анна Марию, приводят в храм их родители. О них просто невозможно не вспомнить.
Дети в храме… Это очень не простое… Даже и не знаю точно, как сказать — явление, дело? Совсем не простое.
С одной стороны, они напоминают о том, что если не будешь веровать как дитя, то не сподобишься Царствия Небесного. А с другой, заставляют всматриваться в них и задумываться: точно ли они те самые дети, веру которых следует принять за образец?
photosight.ru
И опять: с одной стороны, переживаешь, глядя на них, что сам столько лишних дорог истоптал, столько поворотов ненужных сделал, столько времени зря убил, пока наконец до Церкви добрался! А вот если бы, как они, еще с детских лет в храме бывать, молиться здесь, исповедоваться, причащаться! Как же это было бы хорошо… Но и о другой стороне как не сказать? Ведь видишь, как подходят ребята на исповедь — не первый и даже не десятый уже, наверное, раз, и так же не знают, что сказать на ней, как и в самом начале.
Как тяготятся они временем, которое вынуждены проводить в храме. Как скучают во время непонятной и оттого неинтересной для них проповеди. И как пропадают где-то «на стране далече», достигнув совершеннолетия, пропадают вместе со всем своим «опытом церковной жизни», со всем «багажом знаний», полученным в воскресной школе, — чтобы либо вернуться когда-нибудь позже, либо не вернуться уже совсем.
И, конечно, пытаешься понять: какая разница между теми, которые уходят потом, и теми, что остаются и живут в Церкви, которая становится ближе и родней их родного крова, что их отличает? Хотя ответ, честно говоря, тебе уже известен, ты получал его неоднократно, и каждый новый случай лишь подтверждает его верность. И разница, и отличия по большей части не в детях, а в их родителях. В том, как они воспитывают своих сыновей и дочерей, как «воцерковляют» их, как сами живут — жизнью церковной и вообще.
Есть ошибки, которые носят характер шаблона, которые вроде бы легко исправить. Но копнешь, и оказывается, что они с другими, куда более глобальными связаны. Тут, выходит, не исправлять лишь что-то отдельное нужно, а жизнь менять и отношение к ней — и к церковной, и к той, что «вообще»…
Но все же, не покушаясь решительно чью-то жизнь изменить, скажу лишний раз о том, о чем часто приходится говорить — с одним, другим родителем, реже — с парой. Потому что вряд ли он будет лишним.
Мне кажется, очень важно для родителей помнить, что сами они оказались в храме не в какой-то случайно определившийся момент своей жизни. Они в Церкви, потому что наступило время, когда они ощутили в ней нужду, поняли, что без нее никак, и в конечном итоге сами сделали этот важнейший выбор. А дети… Пусть они маленькие, но каждый из них — личность. Да, многое приходится и решать, и выбирать за них. Они же еще не все понимают. Но что, если этого понимания хватает для того, чтобы почувствовать это решение и этот выбор как насилие над своей свободой? И если в восприятии ребенка это насилие не только бытового характера, но и религиозного?
Может, лучше не «за них», а вместе с ними — выбирать и решать? Это трудней, но это возможно — если жизнь у папы и мамы с сыном или дочерью общая, одна на всех, если не дробят ее взрослые на куски. Если жизнь общая, то это так естественно — все объяснять, рассказывать, показывать, убеждать, переживать, наконец, вместе. Тут главное только, чтобы доверие было, а оно будет — надо лишь с самого начала, с рождения то есть, не делать того, от чего оно у ребенка пропадает.
Ребенок появляется на свет беспомощным, без родителей ему не просто было бы трудно — без них или тех, кто их заменяет, ему не выжить, он целиком на их попечении, от них зависит его существование. От них он получает все, что ему необходимо, они преподают ему первые уроки того, как не пропасть в окружающем его мире. Сначала — на уровне того, что не надо пытаться засунуть мамину шпильку в розетку или поджечь папиной зажигалкой занавески, потом — более серьезные. И если все это делается с любовью и заботой, когда следует ― с утешением, а когда требуется ― со строгостью, то доверие не утрачивается.
Утрачивается оно тогда, когда ребенок видит, что он помеха, что на него раздражаются, кричат или, наоборот, пытаются отделаться неуместно ласковым словом, шоколадкой, подарком. Когда он понимает, что на нем «экономят» душевные силы, на него не тратятся, понимает, что он — отдельно.
И точно так же доверие утрачивается, если ребенок замечает в самых своих близких людях ложь и фальшь — детское сердце особенно чутко улавливает любую неправду и болеет от нее. А уж если фальшь эта распространяется и на христианскую жизнь — вовсе беда. Разве можно чему-то научить ребенка словом, которое не только не подкреплено делом, но еще и расходится с ним?
Потому и приходится раз за разом огорчать родителей, которые спрашивают, как быть с детьми, как заставить их измениться, полюбить христианство сердцем. Огорчать напоминаем о том, что измениться и полюбить прежде всего должны они сами… Кто-то прислушивается к этому совету и следует ему, кто то, сознавая его справедливость, отходит расстроенный, потому что не имеет решимости меняться, а кто-то даже не может его понять. Ну, а результат того, другого или третьего отношения приходится видеть в детях.
Это то, что касается ошибок «целожизненных». А что до шаблонных, с «целожизненными» связанных, то их предостаточно. Некоторые лишь назову, самые, на мой взгляд, распространенные и серьезные.
Первая из них — чрезмерная в храме к ребенку строгость. Известно, что родители часто пытаются обрести в детях некую «компенсацию» за то, чего не смогли добиться сами. Нередко этот процесс компенсирования ломает и уродует ребенка. И в Церкви — в том числе. Мы не хотим, чтобы кто-то нас заставлял что-то делать помимо нашей воли: либо сами, либо никак. Но почему-то готовы заставлять того, кто слабей и не может нам противостоять…
Точнее, сначала не может, а потом ― противостоит. И нам, и ложно по нашей вине понимаемой Церкви. Если ходит ребенок в храм из-под палки, то сбежит из него, как только палку бояться перестанет. И если из-под палки «по-христиански» живет, то и тут финал такой же будет.
Близко к этой ошибке — другая. Это о тех случаях, когда родители не могут трезво оценить, на что способно их чадо, а на что нет. И несмотря на то, что ему явно не по силам всю службу — не помолиться, а хотя бы отстоять — ведут его и на всенощную, и на литургию, и на всякий праздник. А там — в зависимости от своего устроения: либо позволяют ребенку резвиться во время богослужения с такими же утомленными его продолжительностью сверстниками, либо дергают его постоянно, а то и колошматят.
Я одно время столкнулся у себя в храме с такой неожиданной «сложностью»: говорю проповедь, а передо мной стоит крепкая и энергичная бабушка с двумя внуками по бокам, не отрываясь, смотрит на меня и, поскольку мальчишки-сорванцы на месте удержаться не могут, точно так же, не отводя от меня взора, награждает их звонкими затрещинами.
Лица мальчиков приобретают на короткое время скорбно-сосредоточенное выражение, а затем все повторяется. И остановиться хотелось, оставить проповедь и прямо при всех этой бабушке все объяснить… Да не решился и теперь жалею: в другое время поговорить с ней не удавалось, по крайней мере, так, чтобы бабушка всерьез меня поняла, а сейчас и она, и внуки пропали где-то.
Некоторые пытаются приучить своих детей к хождению в храм и благоговейному в нем пребыванию посредством не только «кнута», но и пряника: в ход идут разные награды и поощрения ― за поход на службу, за чинное на ней стояние, за отсутствие жалоб и капризов. Это лучше, чем колотушки за противоположное поведение, но на самом деле ― ненамного. Ни страх физического наказания, ни корысть стимулами для преуспеяния в духовной жизни, безусловно, выступать не могут…
Много ошибок связанно с детской исповедью. Один родитель додумывается до того, что пугает ею ребенка:
— Смотри, что ты наделал, я батюшке все расскажу! Достанется тебе…
Другой старается выведать у священника, о чем ребенок говорил, когда каялся, забывая, что тайна детской исповеди ничем не отличается от тайны исповеди взрослой.
Третий постоянно подсказывает:
— Не забудь на исповеди об этом сказать. И о том… И вот еще о чем…
Но хуже всего — когда родители за ребенка исповедь… пишут. Я немало встречал таких ребятишек, которые к аналою с Крестом и Евангелием подходят, чтобы, словно выученный урок, оттараторить всевозможные «согрешил», не вдумываясь даже, о чем они говорят. Нет лучше способа, чтобы угасить в маленьком человеке покаянный дух, нежели этот. И что самое страшное — ведь и говоришь таким усердным папам и мамам, что нельзя этого ни в коем случае делать, вред от этого душе. Не слушают! И сами так же исповедуются. Такое чувство, что один раз выучили и каждый раз повторяют — что-то «по существу», а что-то — на всякий случай, «вдруг и это было».
В общем, если суммировать, то получается, что основа всех этих ошибок в игнорировании и попрании того, что является самым важным в отношениях человека с Богом,― свободной воли. Подавляя ее, забывая в принципе, что вся суть в самостоятельном выборе человека, родители, желая сделать своим детям «как лучше», калечат их и фактически лишают возможности самостоятельно познать и понять христианскую жизнь. Так что часто становятся, сами того не подозревая, главным препятствием на их пути к Богу…
…Подведя свою крошечную трехлетнюю Дочь ко входу в Храм, праведные Иоаким и Анна отпустили Ее, дав возможность самостоятельно преодолеть ведущие внутрь ступени. Они помогли Ей добраться до Храма, но вошла Она в него Сама. И когда я думаю об этом, то кажется мне, что лучшее, что могут сделать верующие родители для своих начинающих еще только верить детей, это не привести их в Церковь, а именно помочь им прийти. И не бояться предоставить им затем свободу.
игумен Нектарий (Морозов).
